|
Ян Волков, руководитель департамента тюремного служения (слева)
вручил грамоту за участие в акции директору-распорядителю нашей газеты
Рейно Пулкканену
* * *
В 2004 году акция «Рождественская елка Ангела», которую в первый раз провела
Ассоциация Христианских Церквей «Союз Христиан», дала возможность осужденным
матерям подарить подарки своим детям. Тогда члены Ассоциации навестили 150
ребят, оставшихся без матерей. В этом году более 800 детей из
Санкт-Петербурга, Ленинградской области, Мурманска, Карелии, Архангельска,
Твери, Москвы, Владивостока, а также стран ближнего зарубежья Украины и
Таджикистана получили подарки от своих мам. Акция охватила
женщин-заключенных шести исправительных учреждений Санкт-Петербурга и
Ленинградской области, Череповца, Вологды, Красноярска.
Проектом Ассоциации заинтересовалось руководство ГУИН. Полученный опыт будет
обобщен, и, возможно, получит распространение в других регионах России.
Поначалу организаторы акции ставили перед собой скромную задачу: помочь
матерям, находящимся в заключении, и их детям обменяться рождественскими
подарками. Но в процессе реализации этого проекта вскрылось много проблем,
от решения которых зависит не только будущее конкретных людей, но и общества
в целом.
Своими впечатлениями и размышлениями мы попросили поделиться Веру
Сергеевну Качалову, Яна Сергеевича Волкова и Веру Владимировну Боголюбову.
— Ян Сергеевич, как восприняли акцию осужденные
женщины?
Ян Волков: Сначала с недоверием и недоумением. Сложно было
поверить в то, что совершенно незнакомые люди хотят сделать добро для их
детей, причем не требуют ничего взамен. Мы предложили матерям заполнить
анкету, в которой они указали адрес, возраст детей, и что они хотели бы
подарить своему ребенку на Рождество.
Все указания мы старались выполнить в точности и лично передали подарки в
руки детей. В основном это были мягкие игрушки, наборы конструктора,
машинки, куклы, книжки. Для подростков мамы просили купить плееры,
косметические наборы. К подарку прикладывалась открытка, написанная мамой, и
детская Библия. В ответ дети присылали свои фотографии, письма, открытки,
рисунки, поделки, конфеты. Все эти посылки мы привезли матерям в места
заключения.
Наша акция смогла растопить лед в сердцах матерей, дать им надежду, а иногда
и предотвратить самое страшное. В одной из тюрем мы посетили женщину,
которая, получив большой срок наказания, долгое время находилась в
подавленном состоянии. Позже тюремный психолог рассказал нам, что она
готовилась к самоубийству, но ее остановила наша акция — в камеру принесли
фотографию ребенка и его письмо.
— А как вас встречали дети и их родственники?
Вера Качалова: По-разному. Кто-то сразу шел на контакт, кто-то
закрывал перед нами двери и просил больше не беспокоить.
Проще было в тех домах, которые мы уже посетили в прошлом году. Часто
сталкивались с тем, что от детей скрывают правду, говорят, что их мамы
находятся в больнице. Но дети быстро подрастают и начинают выяснять, чем
болеет мама, почему ее нельзя навещать. Время идет, и вопросов у детей
становится все больше и больше.
— И что вы говорили в таких случаях?
Ян Волков: Сначала мы всегда общаемся с взрослыми
родственниками ребенка. Надо узнать какая ситуация в семье, какой
психологический климат, знает ли ребенок где его мама, если нет — можно ли
ему об этом рассказать и т. д.
В одной семье было так: когда маму посадили, на свободе остались три сына.
Старшие живут с бабушкой, младшего взял к себе отец. Этот ребенок живет в
достатке, но на протяжении пяти лет он не общался с родными братьями. Он
пошел в школу, и одноклассники спрашивают: «где твоя мама?» Дома ему
говорят, что она уехала в деревню зарабатывать деньги, а он ищет маму.
Бабушка — мать отца, говорит, что ребенок ночью засыпает в слезах. Мне
пришлось встретиться с отцом и объяснить ему, что ребенок — не игрушка. Отец
сказал, что не будет препятствовать общению мамы с ребенком, и, если мальчик
захочет жить с ней, она сможет его забрать.
Пришлось объяснять вполне состоявшемуся и неглупому человеку, что взрослые
во имя душевного покоя своего ребенка должны сначала наладить отношения
между собой, понять, как они будут общаться дальше, а не перекладывать
ответственность на плечи семилетнего ребенка. Мама этого мальчика очень ждет
освобождения, хочет быть со своими детьми, она многое переосмыслила,
покаялась, ходит в церковь.
— Получается, что психологическую помощь приходится
оказывать всем членам семьи?
Вера Качалова: Судите сами. Мы посетили одну семью,
живущую в Выборге. С подарком и письмом от мамы туда поехал молодой человек,
член Церкви, и вернулся совершенно подавленный. Сказал, что общения не
получилось. Через некоторое время мы решили отправиться туда, чтобы понять,
что происходит в семье. В дороге я молилась за то, чтобы наше общение с
ребенком состоялось.
При посещении детей невольно становишься свидетелем семейных отношений,
бытовых проблем. В этой семье оказалось двое детей: девочка и
мальчик–подросток, а живут они с бабушкой алкоголичкой. Обстановка ужасная,
кажется, животные живут лучше. Мальчика не было дома, и в его отсутствие
бабушка рассказала, что он хулиган и совершенно не управляем.
У меня с собой было удостоверение священнослужителя и когда он вошел, я
официально представилась — это сыграло свою роль. Я сказала, что в прошлый
раз мы привезли подарок от мамы, но ты ей ничего не написал, и мог бы это
сделать сейчас. И вдруг мальчик весь внутренне сжался и говорит: «Я найду
тех, кто подставил мою маму, и я им отомщу!» Эти слова подействовали даже на
бабушку, было такое впечатление, что она отрезвела. Оказывается, самые
близкие люди не знают, о чем думают их дети, с какими мыслями они ложатся
спать. Мальчик несколько раз, испытывающе глядя мне в глаза, спрашивал: «А
вы точно передадите подарок маме?»
Получив утвердительный ответ, он вдруг стал радостным, легким, побежал на
кухню и принес пепельницу с зажигалкой. Я отказалась их брать, а он говорит:
«Но больше в доме ничего нет, а это новое».
— А что происходит с детьми, которые оказываются в
детских домах?
Ян Волков: После осуждения матерей, примерно 70% детей
остаются с родственниками, 30% — поступают в детские дома. И здесь трагедий
случается не меньше. Одно из ярких впечатлений — посещение школы-интерната №
60 Санкт-Петербурга. Выяснилась, что руководство этого учреждения не знало о
существовании у ребенка матери. В соответствующей графе анкеты было
написано, что мать числится пропавшей без вести, и, скорее всего, ее нет в
живых.
В течение нескольких лет этим ребенком никто не интересовался. И когда наши
представители вдруг пришли к нему с красиво оформленным подарком от мамы,
сотрудники детского дома были очень удивлены. После некоторых колебаний нам
было дано разрешение на встречу с мальчиком. Оказалось, что у мамы была
первая судимость, во время которой двух ее детей отдали в детский дом. После
освобождения она пыталась их найти, но безуспешно, ей не говорили, где они
находятся. Через нашу акцию удалось найти этих детей.
Недавно мы возили одного из мальчиков на свидание с мамой, они не виделись
около десяти лет. Вначале ребенок чувствовал себя неуверенно, скованно. Что
он пережил за эти десять лет? Трудно даже представить.
Вера Качалова: В прошлом году мы приехали в детский дом поздравить
ребенка от мамы, а выяснилось, что его взяли в опеку. Когда мы об этом
рассказали маме, ее реакция была гневной. Мы беседовали с ней, молились за
нее и ее сына, и постепенно она начала меняться. Поняла, что ее ребенок
попал в хорошую семью, что там ему лучше, чем в детском доме. Теперь мама
говорит: «Я молюсь за сына и не держу зла на этих людей».
Ян Волков: Детские дома заинтересованы в этом, поскольку получают на
каждого такого воспитанника дополнительные дотации. А мать в лучшем случае
получает извещение о том, что ее лишили родительских прав. В свою очередь,
это означает, что теперь ее ребенок может быть беспрепятственно усыновлен, и
она уже вряд ли когда-нибудь сможет с ним увидиться. Так несколько женщин
узнали от нас, что их лишили родительских прав, а ребенка сразу усыновили. В
одном случае, маме оставалось сидеть три месяца (осуждена она была на три
года). У нее есть квартира, она могла бы сама воспитывать своего ребенка, но
у нее нет адвокатов, нет родственников, которые могли бы за нее заступиться.
— И все-таки, что самое главное в акции?
Вера Качалова: То, что в ней присутствует обратная связь.
Разыскать этих детей, передать подарок, а потом забыть о них невозможно. Ты
видишь ребенка, семью, в которой он сейчас живет. Затем возвращаешься в
тюрьму, отдаешь письма и подарки маме, отвечаешь на ее вопросы, передаешь
свои впечатления от встречи с ребенком, рассказываешь, какой он. Постепенно
понимаешь, что становишься связующим звеном разорванной цепочки. Тебе
рассказывают то, что не говорят ни школьному учителю, ни тюремному
психологу, тебя ждут.
Ян Волков: Главное, что женщины меняются от общения со своими детьми,
становятся добрее, лучше, начинают задумываться о своем будущем, строить
планы. Конечно, им нужна помощь. В этом году мы решили подготовить
специальные семинары: «Исцеление души», «Женственная женщина». Ведь часто
они забывают, кто такая женщина, какова ее роль в семье, в обществе. Мы
пытаемся расшевелить ту искорку любви, материнства, которая в них осталась.
Пожалуй, лучше, чем они сами, об этом не скажешь:
«Я в заключении нахожусь полтора года. У меня есть дочь 14 лет. Когда я
попала в тюрьму, наши отношения прекратились. После того, как вы посетили ее
и поздравили с Рождеством, она приехала ко мне на свидание. Я Вам бесконечно
благодарна за меня и за мою дочку, потому что Вы очень помогли нам…»
(Татьяна из колонии ИК-2, пос. Ульяновка Ленинградской области).
«Я думаю, этот проект стоит продолжать. Для многих женщин, особенно у
кого есть дети в интернатах, детских домах, это очень важно, они переживают,
а бывает, связь с начальством не налажена, и они не пишут друг другу. А
ребенок, он хоть и маленький, все равно любит и ждет маму». (Алла.
Колония ИК-2 пос. Ульяновка Ленинградской области).
Ирина Барчук |